Апостола и евангелиста Иоанна Богослова называют апостолом любви за его любовь к Господу и любовь к людям. Жизнью своей он исполнил заповеди данные Христом: «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всей душой твоей, и всем разумением твоим. И возлюби ближнего твоего, как самого себя». В этих двух заповедях весь закон и пророки, Ветхий и Новый Заветы, наше настоящее и будущее.
Любовь называют царицей добродетелей. Без неё не могут существовать все другие добродетели. Без любви они просто становятся пороками, страстями.
Вера без любви превращается в фанатизм, в обрядоверие, когда суббота заслоняет человека. Надежда без любви - отчаяние, печаль и уныние. Ум без любви - хитрость, а с любовью - это мудрость. Сердце без любви - камень или глыба льда.
Наш покойный Святейший Патриарх Алексий II сказал замечательные слова, просто потрясающие по своей силе: «Выше закона может быть только любовь, выше правды лишь милость, а выше справедливости лишь прощение!»
Любовь выше закона, выше правды и выше справедливости, ибо в основании милости и прощения лежит любовь, на ней и ей эти добродетели держатся. Поэтому справедливость без любви превращается в жестокость, милость в осуждение, а смирение без любви - лицемерие.
Вот что говорит прп. Иустин Попович о любви. ( Преподобный Иустин (Попович).ПУТЬ БОГОПОЗНАНИЯ. Гносеология святого Исаака Сирина.)
"Из молитвы рождается любовь", как из веры рождается молитва. Добродетели единосущны между собой, поэтому и рождаются одна от другой. Л юбовь к Богу является признаком, что новая реальность, в которую человека вводят вера и молитва, намного лучше реальности предшествующей. Любовь к Богу и людям - результат молитвы и веры. Собственно, истинное человеколюбие невозможно без веры и молитвы.
В подвиге веры человек меняет мир: из ограниченного входит в безграничный, где жизнь не по закону чувственности, а по закону молитвы и любви. Святой Исаак особенно выделяет свое полученное благодатно-подвижническим опытом убеждение, что любовь Божия приходит от молитвы. "Любовь - плод молитвы" . Любовь может быть вымолена у Бога, но никак не может быть обретена без молитвенного подвига. Насколько человек верой и молитвой обретает познание Бога, настолько"любовь - дитя познания" .
Через веру человек отрекается от закона эгоизма, отрекается от огреховленной души своей; любя душу, он ненавидит грех в душе; молитвой он старается закон атеизма заменить законом теизма, страсти заменить добродетелями, жизнь по человеку заменить жизнью по Богу, и таким образом исцелить и оздоровить душу от грехов. Потому святой Исаак учит: "Любовь Божья заключается в самоотречении души".
Нечистота и недуг души - это неестественные дополнения души; они не являются составляющими ее сущности, "поскольку чистота и здоровье - царство души". Душа, недугующая от страстей, является самой подходящей почвой для взращивания ненависти, а "любовь можно обрести лишь тогда, когда душа исцелится".
Любовь от Бога, "так как Бог есть любовь" (1Ин.4:8); "кто обретет любовь, облечется ею у Бога". Бог не имеет границ, поэтому любовь безгранична и не знает меры. Кто любит через Бога и в Боге, одинаково любит всех без различия, и о таком человеке святой Исаак говорит, что он достиг совершенства. В качестве примера совершенной любви святой Исаак приводит желание святого Агафона: "Хотел бы найти прокаженного и взять тело его, и отдать ему свое".
В царстве любви исчезают антиномичные противоположности разума; подвижник любви предощущает райскую гармонию в себе и в мире Божьем вокруг себя, так как подвигом веры он вышел из своего эгоистического, соллипсистского ада и вошел в рай божественных ценностей и совершенства. Святой Исаак говорит: "Рай - это любовь Божия, в которой есть наслаждение всеми блаженствами". Не иметь любви Божией - это ад, "страдавшие в аду становятся страдающими от бича любви". Когда кто-то обретает совершенную любовь Божию, он обретает совершенство. Поэтому святой Исаак советует: "Надо прежде обрести любовь, которая является первичным созерцанием Святой Троицы".
Освобождаясь от страстей, человек постепенно освобождается от самолюбивого, эгоистического гоминизма и гуманизма, самолюбивой, эгоистической человеческости и человечности, выходит из сферы убийственного антропоцентризма и входит в сферу Троического Божества, где в душу человека нисходит великий, божественный мир, где противоположности и противоречия из категории времени и пространства перестают быть смертоносными и где ощущается победа над грехом и смертью.Как измерить любовь?
Любовь измеряется жертвой.
Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. (Иоан. 15:13)
Рассказывают, что к императору Наполеону пришла мать одного солдата, осуждённого на смерть, и просила о помиловании.
— Он осуждён по справедливости! — сурово сказал император.
— Но я пришла просить не справедливости, а милости...
— Ваш сын не заслужил милости!
— Государь, — тихо сказала мать, — милость не заслуживается, её оказывают... Поэтому я и прошу о помиловании.
Эти слова тронули Наполеона, и солдат был помилован. Милосердие выше правосудия — по такому принципу судили и российские присяжные до 1917 года...
Всё это вспомнилось мне в связи с острой дискуссией о введении ювенальной юстиции в нашей стране. А многие ли в России имеют представление о том, что такое ювенальная (от лат. Juvenalis — юный) юстиция, т. е. система правосудия для несовершеннолетних?
Сегодня происходит значительный рост подростковой преступности. По данным МВД, случаи противоправного поведения несовершеннолетних выявляются в два раза чаще, чем у взрослых, особенно — тяжких преступлений против личности. Детская преступность возросла за последние пять лет в полтора раза, число несовершеннолетних, задержанных за правонарушения, увеличилось почти вдвое, — их больше миллиона.
Создаётся впечатление, что с детской и подростковой преступностью в РФ никто по-настоящему не борется, государственные органы для работы с несовершеннолетними правонарушителями абсолютно неэффективны. Вот и решили внедрить ювенальную юстицию, — мол, работаем, стараемся...
В чём суть ювенальной юстиции? Выделяют правонарушения, совершаемые детьми и подростками, в отдельную категорию, которой занимаются судьи, психологи и юристы, специализирующиеся исключительно на «детском вопросе». Будут и ювенальные суды.
Приверженцы этой юстиции уверены, что она позволит понять причины, побудившие подростка совершить правонарушение и ответить на вопрос: опасен подросток обществу или нет?
Есть в ювенальной юстиции ещё одно важное направление: защита прав детей от жестокости взрослых. К сожалению, это явление получает всё большее распространение. Ювенальная юстиция предлагает детям сообщать о жестокости родителей в спецорганы, представители которых будут иметь право вмешиваться в жизнь семьи, а если посчитают нужным, то и забирать детей из семей. Это может крепко ударить и по добропорядочным родителям.
Протоиерей Александр Новопашин, президент Новосибирского благотворительного фонда «В защиту жизни нерождённых детей», настоятель собора Св. Александра Невского пишет: «Благодаря деструктивной деятельности развратителей, скрывающихся под маской добродетелей, целомудрие сегодня воспринимается как крупный недостаток, как следствие комплекса неполноценности, отставания в развитии. А ранние половые связи, то есть, иначе говоря, половое распутство, расцениваются как вполне нормальное, современное явление.
Конечно, родители пытаются вмешиваться, но часто безуспешно. Но даже при достойном воспитании всё равно существует опасность, исходящая от окружения ребёнка. "Худые сообщества развращают добрые нравы" (1 Кор. 15, 33). И вот в такой ситуации, если добропорядочные родители будут проявлять настойчивость, дети начнут жаловаться на них в специально создаваемые для этого в школах ювенальные службы, дескать, родители не дают нам жить, как мы хотим, они ущемляют наши права. Думаете, не начнут? Начнут! И если сами дети не додумаются до этого, им подскажут взрослые. Уже есть целые предприятия, которые финансируются зарубежными организациями и активно продвигают ювенальную юстицию в России и, безусловно, заинтересованы в том, чтобы все её механизмы были задействованы.
В независимой Латвии произошёл такой случай. Мальчик двенадцати лет украл зарплату у матери-одиночки и просадил её в компьютерном клубе. Мать, ещё не вооружённая европейским ювенальным опытом, вооружилась ремнём. На руке у подростка остался синяк, который заметила учительница. Мальчик говорил, что побили его за дело, но его мнение уже никого не волновало. Представители компетентных органов отправили мальчика из школы в интернат и возбудили дело о лишении матери родительских прав. Несчастная женщина ежедневно ходила к интернату и тщетно вымаливала разрешить ей свидание с сыном».
Протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель Московского храма Всемилостивого Спаса считает, что главная опасность введения ювенальной юстиции в том, что она изначально строится на провокации преступления. Ребёнок знает, что его конфликт с собственными родителями найдёт поддержку со стороны закона, государства, и делает, что хочет.
Это ли не разрушение семьи, отчуждение детей от родителей, причём отчуждение государством?
В настоящее время в российском праве нет такого термина, как «ювенальная юстиция», «ювенальный суд». Но российские приверженцы ювенальной юстиции считают, что нам надо перенести западный «высокоэффективный и гуманный» опыт на нашу почву. Практика же показывает: многое из того, что за последние десятилетия мы переняли у «цивилизованных стран», не только не прижилось в России, но принесло нам много вреда.
Теперь, когда в обществе идут горячие споры о введении ювенальной юстиции, хочется спросить: на каких принципах она будет выстроена?Либерально-демократических, где всё продаётся и покупается, или на евангельских ценностях?
Принцип христианского правосудия состоит в том, чтобы не столько покарать преступника, сколько помочь ему принести покаяние и исправиться.
О тех, кто стоит у власти и пишет законы, Спаситель говорил: «Связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их» (Мф. 23, 4).
Как судить отцов и матерей, если зачастую они попали в беду совсем не по своей вине? Общество, которое ставит своей целью получение прибыли любой ценой, — не имеет будущего. Закрываются заводы и фабрики, сотни тысяч здоровых людей оказываются без работы, вымирают деревни, пустеют малые города. Дети, которые остались без надлежащего попечения, не могут жить, не совершая правонарушений.
Человек, воспитанный на ценностях такой системы, своими благими намерениями мостит дорогу в ад. Живя без Бога, он утрачивает жизненные ориентиры... Задумайтесь! Нужно ли создавать «систему защиты детей», не основанную на христианских моральных нормах?
Человек, чьё имя не подлежит забвению - доктор Фёдор Петрович Гааз. Ученик и собеседник великого Фридриха Шеллинга, он с юности усвоил, что только любовь и добро являются главными ценностями жизни. В душе - истинный философ, мечтал увидеть опубликованными свои «Размышления о системе Сократа». Открыв и описав целебные Кавказские минеральные источники, стал основоположником новой науки - курортологии. Как главный врач Москвы приобрёл богатство и славу, но вскоре всё имущество раздал бедным и «посвятил все свои силы на служение страждущему человечеству в России».
Сердце романтика
Город, в котором в 1780 году родился Фридрих-Йозеф Гааз, был уникальным даже для набожной Германии. В крошечном Бад-Мюнстерайфеле было семь монастырей и церквей, и вся жизнь была пронизана христианским духом любви и благочестия. С самого детства в сердце будущего филантропа поселилась мечта послужить Христу в образе униженных и оскорблённых.
Многочисленное семейство Гаазов было уважаемо за большую учёность. Дядя Фридриха был профессором медицины, дед и отец - аптекарями. Гааз-младший получал медицинское образование в Кёльне и Вене и стал дипломированным офтальмологом. Но этого ему показалось мало: он жаждал универсального знания и поступил на философский факультет Йенского университета. В Йене билось сердце молодой романтической Германии. Лекции Гете, Фихте, Шиллера, Гегеля и, конечно, восторженные мечты о свободном парении духа и всеобщей братской любви остались в душе навсегда.
Как настоящий романтик, Фридрих Гааз был бесконечно предан музыке и часто утешал себя исполнением любимых фортепьянных ноктюрнов Джона Фильда. Тихой любовью молодого врача стало таинственное и манящее звёздное небо. Ясными ночами он подходил к телескопу и до утра забывал все тревоги и горести дольнего мира. О доброте доктора Гааза ходили легенды. Милосердствуя о животных, он выкупал старых, «разбитых», обречённых на бойню лошадей и отпускал их на свободу. Проезжая в своей пролётке мимо булочной всегда останавливался и покупал четыре калача - себе, кучеру и двум лошадкам. Фридрих Гааз не изменял высоким романтическим идеалам всю жизнь. Он даже одевался всегда по «романтической» моде своей юности: чёрный фрак, белоснежное жабо и туфли с пряжками. Высокий, статный, голубоглазый, добрый и скромный доктор был целомудрен, избегал шумного общества и непристойных забав.
«Преоригинальный чудак»
В 1803 году молодого и перспективного немецкого офтальмолога пригласили в Москву и уже через пять лет поставили во главе императорской Павловской больницы. «Уважая искусство и рвение доктора Гааза», ему был пожалован чин надворного советника. С первых дней в России доктор многим помогал бесплатно и сразу же открыл у себя дома благотворительный утренний прием. Он был уверен: «Добровольное стремление направить все имеющиеся знания и средства на облегчение мук страждущих, возрастающее до способности пожертвовать собой ради этой цели, - вот что должно быть свойственно настоящему врачу ».
Вскоре сам тяжело заболел и уехал лечиться на Кавказ. По возвращении опубликовал «Мое путешествие на Александровские воды» - блестящее исследование о минеральных источниках Машука, Бештау и Железной горы. Затем - военные будни полкового хирурга, участие в Заграничном походе русской армии, похороны отца в родном Мюнстерайфеле и окончательный переезд в Россию. «Меня сюда Бог привел!» - ни на секунду не сомневался теперь уже не Фридрих, сын Петера, а Федор Петрович Гааз.
В 1822 году талантливый доктор был назначен штадт-физиком - главным лекарем всей Москвы. Он стал модным врачом, услугами которого пользовался высший свет, разбогател и превратился в настоящего холёного барина с собственным домом в центре столицы, тремя поместьями в Подмосковье и суконной фабрикой. Завел роскошный экипаж с белоснежными рысаками и собрал завидную коллекцию картин. Однако со временем «экстравагантное» поведение иностранного соседа стало вызывать недоумение окрестных помещиков. Гааз освободил своих крепостных крестьян от барщины, никогда не взыскивал за недоимки, а однажды запросто подарил дорогущего орловского рысака незнакомому крестьянину, чья кляча пала на дороге.
Его поведение на посту штадт-физика тоже многих раздражало. Он начал с того, что отдал своё жалование осужденному предшественнику, чья семья осталась без кормильца. На собственные средства организовал первую в Москве больницу для бездомных и хлопотал об устроении службы скорой помощи для пострадавших от мороза, голода и пожаров. Благодаря Гаазу сотни беспризорных сирот и нищих стариков были спасены от смерти, вылечены и водворены в обеспеченные семьи и богадельни. Лично обследуя все московские больницы, доктор твёрдо пресекал халатность и равнодушие врачей, воровство и небрежность обслуживающего персонала. В больнице установил «кружку правды» в пользу бедных, куда отправлялось дневное жалование сотрудников, уличённых во лжи.
Его деятельность вызвала шквал пересудов и подозрений. «Поведение и разговор доктора Гааза до такой степени идут вразрез со взглядами нашего времени, что невольно заставляют подозревать в нём или безумие, или апостольское призвание, - одним словом, по мнению одних, это - помешанный, по мнению других - Божий человек». Дело кончилось тем, что Фёдора Петровича Гааза, человека кристальной честности, обвинили в растрате казённых средств и отстранили от должности. А он продолжал подбирать на улицах бездомных и тайно подбрасывать кошельки с деньгами тем, кто уже не надеялся на чудо.
«Спешите делать добро!»
Поворотным в его судьбе стал 1828-й год. Говорят, что когда Гаазу предложили войти в состав Московского комитета попечения о тюрьмах, он сказал: «Это то, о чем я всю жизнь мечтал». С тех пор его силы, деньги, связи служили одному-единственному делу - облегчению участи заключённых. Уже первые посещения московских тюрем опалили адским огнём нечеловеческого страдания. Сырые, грязные, душные казематы без отопления и без окон. Полная антисанитария: отсутствие умывальников, туалетов и вентиляции. Мрачные камеры, переполненные людьми и насекомыми. И мужчины, и женщины, и дети, и старики - все вместе на скользком каменном полу.
И главное - полное бесправие тех, кто сюда попал. А попадали не только воры и убийцы. В пересыльную тюрьму привозили беспаспортных бродяг, потерявшихся иностранцев и даже крепостных крестьян, которых скупой помещик отправлял в свои дальние владения не за собственный, а за казённый счет. Ссыльно-каторжных нередко сопровождали их супруги, дети и родители. И все эти люди в одночасье становились бесправными изгоями, которые не могли получить лечение, подать жалобу, помолиться в храме. И символом этого бесправия стала наполовину обритая голова. В этом отчаянном положении многих посещали мысли о самоубийстве.
«Мои несчастные» - так стал называть своих подопечных доктор Гааз. Он немедленно добился того, чтобы камеры были разделены на мужские и женские, а уголовники и неподсудные содержались в разных помещениях. В Бутырских казематах была проведена канализация, сырые камеры обшиты тесом, увеличены окна, благоустроен прогулочный двор и высажены деревья для освежения воздуха. Доктор добился увеличения срока пребывания пересыльных в Москве - с трех дней до семи. За это время он лично проводил медицинский осмотр каждого арестанта, оставляя на лечение больных, ослабленных и «смертельно тоскующих». У каждого интересовался: «Не имеете ли в чём нужды?» и снабжал деньгами, бельём, тёплыми вещами. Присылал сладкие гостинцы женщинам и подросткам. А на все обвинения в баловстве отвечал: «Кусок хлеба им подаст всякий, а конфетку или апельсин они никогда не видели и не увидят. Я делаю им удовольствие, которое в их жизни больше не повторится».
Доктор подавал наверх ходатайства о пересмотре дел, - и добился успеха в 142 случаях! Учреждение тюремных больниц, тюремных библиотек, тюремных ремесленных мастерских и школ для детей заключённых - и это всё Гааз. Есть сведения, что с 1828 года он не пропустил ни одного арестанта, идущего этапом через Москву, а их за это время прошло более ста тысяч.
«Гаазовские кандалы» и прут Дибича
Самой страшной пыткой для отправляющихся в Сибирь был жуткий «прут Дибича» - «противопобеговое устройство» для арестантов. Это толстая железная палка длиной в 70 см. и весом в 40 кг., на которую были нанизаны наручники восьми-десяти человек. На один прут пристегивали и матёрых бандитов, и случайных бродяг, и полуживых стариков, и хрупких подростков, и здоровых арестантов и заразных. Несчастные шли, наступая друг на друга, были вынуждены вместе есть и спать, на глазах друг у друга справлять естественные потребности. Если кто-то заболевал или даже умирал, тащили волоком до следующего этапа. И так - на протяжении нескольких тысяч километров. В довершении всего железные кандалы-наручники, надетые на голое тело, в жару до костей стирали кожу, а в морозы намертво к ней примерзали. Страдания и унижение скованных были настолько велики, что «прут Дибича» считался страшнее каторги и самой смерти.
Потрясенный увиденным Гааз немедленно начал борьбу за отмену пыточного прута. Однако столкнулся с таким яростным противодействием высшего начальства, что целых пять лет был вынужден с поистине маниакальным упорством обивать пороги больших и малых кабинетов. Доктор доказывал чиновникам, что кара и мука - это не одно и то же. Это перед законом арестанты - преступники, а перед людьми - несчастные братья. «Необходимо справедливое, но не жестокое обращение с виновным, глубокое сочувствие к несчастным и тщательная забота о больном».
Когда даже всесильный генерал-губернатор Москвы не смог помочь, Гааз решился написать прусскому королю Фридриху Вильгельму - родственнику русского императора. И наконец, настал самый счастливый день в его жизни - весной 1836 года «прут Дибича» был отменён. Теперь ссыльно-каторжных стали связывать длинной цепью и заковывать в облегчённые кандалы, обшитые изнутри кожей или холстом. Причём, в течение нескольких лет эти новые - «гаазовские» - кандалы производились за его же собственный счёт.
Добро без кулаков
Доктор без устали хлопотал, писал, просил, взывал к совести и даже угрожал бездушным чиновникам, что «судьей их несправедливых действий есть Бог!». Но когда тщетными оказывались все средства, милосердный врач обречённо вставал на колени перед сильными мира сего. На коленях он испрашивал у Государя Императора помилование для престарелого и больного раскольника. На коленях умолял начальника конвоя не отнимать у матери ребёнка. «Унизительно бывает просить на коленях милостей для себя, своей выгоды, своей награды, даже о спасении своей жизни, - признавался в письме. - Но просить за других, за несчастных, страдающих, за тех, кому грозит смерть, не может быть унизительно, никогда и никак».
«Младенчески чистая душа», доктор обладал непостижимым доверием к людям, несмотря на частые и горькие разочарования и обиды. Один бедный пациент украл у него со стола серебряный прибор, и пока слуга бегал за будочником, Гааз отпустил вора, снабдив при этом деньгами. Однажды Фёдор Петрович поручился за одного ссыльного поляка, но тот сбежал, как только с него сняли кандалы. Доктор надел эти кандалы на себя и явился в острог занять его место. «Бывают настоящие плуты-обманщики, кои крестятся и врут без совести. Такая ложь есть очень большой грех. Но если человек говорит и крестится, а я не хочу ему верить - это уже мой грех. А если он говорит правду, а я ему не поверил, то мой грех в два раза больше».
«От сумы и от тюрьмы - не зарекайся»
В России к заключённым всегда было особое отношение - не осуждение, а жалость. Разные люди попадали за решётку - в том числе, невиновные. Доктор Гааз понимал, что физические страдания арестантов многократно усугубляются отсутствием христианского утешения. И стал ходатайствовать о постройке при пересыльной тюрьме на Воробьёвых горах православной церкви. Храм во имя Живоначальной Троицы был заложен ещё до разорения Москвы и теперь достраивался на средства врача-католика. «Для меня образ Спасителя свят, - писал Гааз, - где бы он ни был освящён - в Риме, в Кёльне или в Москве. И Слово Божие истинно и благотворно на всех языках. Я немец, но, прежде всего, я христианин».
Действительно, рядом с храмом стало как-то легче дышать. Каждая служба завершалась проповедью, многих пробудившая к покаянию. Арестанты заучивали наизусть покаянную молитву Ефрема Сирина и «Молитву заключенного в темнице». Грамотным раздавались книги: Евангелие, Псалтирь, катехизис, часослов. Сам доктор написал душеполезную «Азбуку христианского благонравия» и дарил каждому, отправляющемуся на этап. «Нужно видеть то усердие, с которым люди сии книги просят, ту радость, с которой они их получают и то услаждение, с которым они их читают!»
Любовь как норма жизни
Постепенно у сердобольного доктора исчезли и дом, и поместья, и дорогой экипаж. Раздав всё, он стал нищим и поселился в подсобке собственной больницы. Уходили жизненные силы, но продолжали сыпаться оскорбления и доносы - несправедливые и мучительные. Однако Гааз не уставал повторять: «Я живу здесь, потому что очень люблю здешних людей, люблю Москву, люблю Россию и потому, что жить здесь - мой долг. Перед всеми несчастными в больницах и в тюрьмах». На похороны святого доктора собралась почти вся Москва - двадцать тысяч человек. «Православные, старообрядцы, знатные и убогие, - все плакали от сердца, потому что не стало человека сердца». Не стало человека, который своей жизнью доказал: «Самый верный путь к счастью не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать счастливыми других. Для этого нужно внимать нуждам людей, заботиться о них, не бояться труда, помогая им советом и делом; словом, их любить».
Татьяна ГРУДКИНА (г. Шуя)
Потом подумала, теребя тёмный завиток волос над ухом, добавила:
– И им нельзя. И вам нельзя. Никому нельзя. Нечеловеческое это дело. Есть то, что выше справедливости.
Соловьёв понял: если он промедлит ещё минуту, – он или действительно придушит её, эту грязную, развратную полуодетую девку, или… Сойдёт с ума и расплачется, как ребёнок. Усилием воли он заставил себя успокоиться. Глубоко вздохнул.
Нет. Всё решено. Ведь она говорит с чужих слов. Поповские бредни…
Соловьёв помедлил мгновение. Потом решительно повернулся к двери, открыл её. И уж на пороге услышал:
– Не купили они меня. Они меня из тюрьмы… из Литовского замка освободили.
Он остановился, ожидая продолжения, но Настя молчала. Соловьёв невольно обернулся: оказывается, Настя беззвучно плакала.
– Почему же ты… если на НИХ работаешь, в полицию меня не отвела? – тихо спросил Соловьёв. – Или не застрелила?
Настя подняла заплаканное лицо:
– Чего вы такое говорите? Господь с вами. У меня ребёночек… На Васильевском, у чухонки. Если бы не ребёночек, – я бы лучше уж в Литовском замке осталась, чем согласилась шпионить…
На мгновение у него замерло сердце и стало невозможно вдохнуть. Страшным усилием он заставил себя отвернуться.
Поздно. Теперь ничего не вернёшь.
Он захлопнул дверь и побежал вниз по темной лестнице.
Часть вторая
КРОВЬ НАДВИГАЕТСЯ
Выше Закона может быть только Любовь, выше Права – лишь Милость, выше Справедливости – лишь Прощение.
Серафим Саровский.
ПЕТЕРБУРГ.
На крыше арки Главного штаба на корточках сидел человек в статском и глядел в бинокль вниз, на Дворцовую площадь.
– Не видно пока, – сказал он.
Второй выглянул из-за колесницы Победы, влекомой, по воле скульпторов Пименова и Демут-Малиновского, шестёркой коней. Этот второй тоже был в статском, но на пальто набросил овчинный тулуп, – здесь, наверху, ветер казался ледяным. Он тоже был вооружен морским биноклем и тоже время от времени оглядывал площадь.
– «Случайный элемент», – задумчиво проговорил он. – А знаете, барон, случайный элемент чаще попадает в цель, чем направленный. Таков, как говорится, неизъяснимый закон природы…
– А вот случайности-то нам и ни к чему, – буркнул первый. – Поэтому на природу мы уповать не будем.
Некоторое время они молчали. Аллегорическая фигура Славы, управлявшая колесницей, возвышалась над ними. А еще выше с клёкотом летал огромный чёрный коршун: его гнездо находилось где-то внутри повозки.
– Что, зябко, господин Жандарм? – спросил, наконец, второй.
– Да уж… – Жандарм не без зависти взглянул на собеседника снизу вверх. – А позвольте спросить, господин Литератор: где это вы такой славный тулупчик приобрели?
Литератор улыбнулся самодовольно:
– А вот представьте: у собственного дворника позаимствовал!
– Это как же?
– Спустился в дворницкую, гляжу – дворника нету, а тулупчик вот он, на гвоздике висит. Я его хвать – да к чёрному ходу, да дворами, и на Апраксин выскочил. Оттуда на Фонтанку, извозчика взял, вокруг квартала объехал. Остановился на Гороховой, где мой собственный извозчик ждал. Пересел… И, как говорится, – ищите ветра в поле-с!
Жандарм сказал сурово:
– Значит, тулупчик вы попросту сперли.
– Именно-с. Натуральным образом! – Литератор расхохотался сладким смехом.
– Н-да… – проворчал Жандарм, подняв воротник и туже натягивая на уши пуховую шляпу. – Петербургский воздух не весьма полезен для здоровья…
– А иной раз даже и смертельно опасен, – подхватил Литератор. – Особливо же вредны прогулки по петербургским площадям…
Он отнял от глаз бинокль, переглянулся с Жандармом.
– Уж это верно, – согласился тот. – Известно, чем закончилась зимняя прогулка покойного Николая Палыча… А уж на что крепкого здоровья был человек!
Литератор слез с колеса, присел рядом с Жандармом.
– Да и таганрогский воздух оказался не особенно здоров…
Жандарм, глядевший в бинокль, оторвался от окуляров.
– Э, батенька! И Александра Павловича вспомнили?.. Да вы опасный человек! А ведь статейки добрые пишете, о примирении… под псевдонимцем, правда…
– Это не я опасен. Это воздух в России опасен, – отозвался Литератор. – Особенно для самодержцев…
Тут они снова переглянулись, – и оба натянуто рассмеялись.
– Погодите-ка! – внезапно сказал Жандарм, приподнимаясь над парапетом. – Вон Государь!
Литератор подскочил, с жадным вниманием припал к окулярам.
– Ну, с Богом… Или не с ним?.. – Литератор криво усмехнулся.
По другую сторону колесницы Победы, под самым колесом, на овчинном полушубке лежал кудлатый, как пёс, мрачный человек. Он держал в руках винтовку Бердана и, расслышав последние слова Жандарма, приподнялся над парапетом.
Площадь лежала перед ним как на ладони. Разглядев высокую фигуру Государя, стрелок лёг, раскинув ноги, положил винтовку на скатанную шинель и прицелился.
Только самые близкие люди знали, что ежедневные прогулки государя – это не только дань этикету, и даже не забота о поддержании здоровья. Прогулки – это всё, что оставалось у императора в его единоличном распоряжении. Только во время прогулок он оставался наедине с самим собой и чувствовал себя внутренне свободным. Но только внутренне, не внешне: он знал, что охрана где-то поблизости, знал, что любопытствующая публика глазеет на него. Значит, и во время прогулки требовалось соблюдать протокольный вид. А именно: плечи расправлены, голова приподнята, шаг уверенный, чёткий. Маска. Броня.
Но думал он не о шаге, не о выправке, не о маске. Сейчас ему вспомнился почему-то эпизод из раннего детства. Эпизод этот вспоминался редко, но, вспомнившись, долго не шёл из головы…
АНИЧКОВ ДВОРЕЦ.
1821 год.
Гости прибыли, по меркам высшего света, не поздно, полуночи не было – самое время для балов. Цесаревич Николай Павлович услыхал, как Александра Федоровна гостей встретила – выпускниц-институток, а в их числе графиню Медем, особу важную и небесполезную для дома в обычных околодворцовых интригах.
Красивая, молодая Александра Федоровна представила гостей цесаревичу, девицы вели себя смело, но не дерзко, говорили по-французски. Вот эта графиня Николаю Павловичу особо и глянулась. Скромна, умна, предпочитает русский французскому, хотя свободно владеет и английским, – нарочно проверил. И, как обычно, когда гостям был рад, решил похвастаться наследником, первенцем. Повернулся к жене, спросил по-домашнему:
– Что Сашка? Спит?
– Спит, – ответила Александра Федоровна кратко. Не любила этих сцен, и хвастовства не любила. Мальчик как мальчик. Фанфары, рукоплескания – всё это ещё впереди. И интриги, и подглядывания, и нашёптывания: вся эта тайная дворцовая жизнь, неведомая остальной России.
– Спит – это не беда! – громогласно сказал Николай Павлович. И дальше сказал в любимом жанре – афоризмом: – Солдат должен быть готов к службе во всякую минуту!
Распахнул двери в детскую, отодвинул ширму, приказал зажечь свечи.
– Николя… Ты хоть барабан-то не трогай, – поморщилась Александра Федоровна. Ей и мальчика было жаль, и перед юными гостьями неудобно.
– Пустяки! Наш долг, романовский, таков – всегда, во всякую минуту…
Не договорил, полез к мальчику.
Александра Федоровна возражала, запрещала – Николай Павлович уже вытащил ребёнка из постели, фыркал: солдат, а кутают, как хилую барышню!
false
false
false
EN-US
X-NONE
X-NONE
MicrosoftInternetExplorer4
/* Style Definitions */
table.MsoNormalTable
{mso-style-name:»Table Normal»;
mso-tstyle-rowband-size:0;
mso-tstyle-colband-size:0;
mso-style-noshow:yes;
mso-style-priority:99;
mso-style-qformat:yes;
mso-style-parent:»»;
mso-padding-alt:0in 5.4pt 0in 5.4pt;
mso-para-margin-top:0in;
mso-para-margin-right:0in;
mso-para-margin-bottom:10.0pt;
mso-para-margin-left:0in;
line-height:115%;
mso-pagination:widow-orphan;
font-size:11.0pt;
font-family:»Calibri»,»sans-serif»;
mso-ascii-font-family:Calibri;
mso-ascii-theme-font:minor-latin;
mso-fareast-font-family:»Times New Roman»;
mso-fareast-theme-font:minor-fareast;
mso-hansi-font-family:Calibri;
mso-hansi-theme-font:minor-latin;}
Апостола и евангелиста Иоанна Богослова называют апостолом любви за его любовь к Господу и любовь к людям. Жизнью своей он исполнил заповеди данные Христом: «Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим и всей душой твоей, и всем разумением твоим. И возлюби ближнего твоего, как самого себя». В этих двух заповедях весь закон и пророки, Ветхий и Новый Заветы, наше настоящее и будущее.
Любовь называют царицей добродетелей. Без неё не могут существовать все другие добродетели. Без любви они просто становятся пороками, страстями.
Вера без любви превращается в фанатизм, в обрядоверие, когда суббота заслоняет человека. Надежда без любви - отчаяние, печаль и уныние. Ум без любви - хитрость, а с любовью - это мудрость. Сердце без любви - камень или глыба льда.
Наш покойный Святейший Патриарх Алексий II сказал замечательные слова, просто потрясающие по своей силе: «Выше закона может быть только любовь, выше правды лишь милость, а выше справедливости лишь прощение!»
Любовь выше закона, выше правды и выше справедливости, ибо в основании милости и прощения лежит любовь, на ней и ей эти добродетели держатся. Поэтому справедливость без любви превращается в жестокость, милость в осуждение, а смирение без любви — лицемерие.
Вот что говорит прп. Иустин Попович о любви. ( Преподобный Иустин (Попович).ПУТЬ БОГОПОЗНАНИЯ. Гносеология святого Исаака Сирина.)
"Из молитвы рождается любовь", как из веры рождается молитва. Добродетели единосущны между собой, поэтому и рождаются одна от другой. Л юбовь к Богу является признаком, что новая реальность, в которую человека вводят вера и молитва, намного лучше реальности предшествующей. Любовь к Богу и людям — результат молитвы и веры. Собственно, истинное человеколюбие невозможно без веры и молитвы.
В подвиге веры человек меняет мир: из ограниченного входит в безграничный, где жизнь не по закону чувственности, а по закону молитвы и любви. Святой Исаак особенно выделяет свое полученное благодатно-подвижническим опытом убеждение, что любовь Божия приходит от молитвы. "Любовь — плод молитвы" . Любовь может быть вымолена у Бога, но никак не может быть обретена без молитвенного подвига. Насколько человек верой и молитвой обретает познание Бога, настолько"любовь — дитя познания" .
Через веру человек отрекается от закона эгоизма, отрекается от огреховленной души своей; любя душу, он ненавидит грех в душе; молитвой он старается закон атеизма заменить законом теизма, страсти заменить добродетелями, жизнь по человеку заменить жизнью по Богу, и таким образом исцелить и оздоровить душу от грехов. Потому святой Исаак учит: "Любовь Божья заключается в самоотречении души".
Нечистота и недуг души — это неестественные дополнения души; они не являются составляющими ее сущности, "поскольку чистота и здоровье — царство души". Душа, недугующая от страстей, является самой подходящей почвой для взращивания ненависти, а "любовь можно обрести лишь тогда, когда душа исцелится".
Любовь от Бога, "так как Бог есть любовь" (1Ин.4:8); "кто обретет любовь, облечется ею у Бога". Бог не имеет границ, поэтому любовь безгранична и не знает меры. Кто любит через Бога и в Боге, одинаково любит всех без различия, и о таком человеке святой Исаак говорит, что он достиг совершенства. В качестве примера совершенной любви святой Исаак приводит желание святого Агафона: "Хотел бы найти прокаженного и взять тело его, и отдать ему свое".
В царстве любви исчезают антиномичные противоположности разума; подвижник любви предощущает райскую гармонию в себе и в мире Божьем вокруг себя, так как подвигом веры он вышел из своего эгоистического, соллипсистского ада и вошел в рай божественных ценностей и совершенства. Святой Исаак говорит: "Рай — это любовь Божия, в которой есть наслаждение всеми блаженствами". Не иметь любви Божией — это ад, "страдавшие в аду становятся страдающими от бича любви". Когда кто-то обретает совершенную любовь Божию, он обретает совершенство. Поэтому святой Исаак советует: "Надо прежде обрести любовь, которая является первичным созерцанием Святой Троицы".
Освобождаясь от страстей, человек постепенно освобождается от самолюбивого, эгоистического гоминизма и гуманизма, самолюбивой, эгоистической человеческости и человечности, выходит из сферы убийственного антропоцентризма и входит в сферу Троического Божества, где в душу человека нисходит великий, божественный мир, где противоположности и противоречия из категории времени и пространства перестают быть смертоносными и где ощущается победа над грехом и смертью.
Как измерить любовь?
Любовь измеряется жертвой.
Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. (Иоан. 15:13)